Дорога славы [Дорога доблести] - Роберт Хайнлайн

– Нет, я просто стала бы как матерью по наследству, так и матерью-кормилицей. – Она улыбнулась, и я понял, что делаю успехи. – Но экономя при этом кругленькую сумму тех денег, которые ты не хочешь тратить. Те крепкие, здоровые женщины, которые вынашивают чужих детей, берут недешево. Четверо детей – и они могут уйти на покой, десяток делает их состоятельными.

– Да уж я думаю, они должны брать прилично! Стар, я не против траты денег. Я готов согласиться, если ты так считаешь, что заработал больше, чем трачу, своим трудом в качестве героя-профессионала. Эта работа тоже не из сладких.

– Ты свое заслужил.

– А при этом столичном способе рожать детей… Выбирать можно? Мальчика или девочку?

– Конечно. Мужские сперматозоиды движутся быстрее, их можно отсортировать. Вот почему Мудрейшества обычно бывают мужчинами – я была внеплановой избранницей. У тебя будет сын, Оскар.

– Могу и девочку выбрать. Слабость у меня к маленьким девочкам.

– Хоть мальчика, хоть девочку – или обоих сразу. Или столько, сколько нужно.

– Дай мне подготовиться, Стар. Вопросов тьма – а я думаю не так здорово, как ты.

– Ну да!

– Если ты думаешь не лучше меня, значит, клиентов безбожно обжуливают. Ммм, а мужское семя тоже можно отправить на хранение так же легко, как и яйцеклетки?

– Намного легче.

– Вот и весь ответ, который нам сейчас нужен. Я не слишком щепетилен насчет шприцов; в свое время я выстоял достаточно армейских очередей. Я схожу в клинику или там куда нужно, потом мы сможем не спеша все решить. А когда решим, – я пожал плечами, – отправим открытку и – ЩЁЛК! – мы уже родители. Или нечто вроде. Отсюда – делом пусть занимаются специалисты и те крепкие бабенки.

– Слушаюсь, мило… О'кей, милый!

Куда лучше. Выражение лица почти как у девчонки. В точности, как у шестнадцатилетки: новое вечернее платье и восхитительное, бросающее в дрожь смущение от мужских взглядов.

– Стар, ты вот сказала, что самым важным часто бывает не второй, а даже двадцать второй раз.

– Да.

– Я знаю, что со мной не так. Могу тебе рассказать, и, может, Ее Мудрейшество подскажет ответ. Она на секунду закрыла глаза.

– Если ты сможешь открыться мне, мой ласковый, Её Мудрейшество найдет решение, даже если мне придется вдребезги разнести все вокруг и собрать снова, но уже по-другому. Отсюда и до следующей галактики, или я уйду с работы Мудрейшества!

– Вот это уже больше похоже на мою Счастливую Звезду. Ну так вот, дело не в том, что я гиголо. Во ветром случае, на кофе с пирожным я себе заработал; Пожиратель Душ и в самом деле чуть не сожрал мою душу, форму ее он определил в точности – он… оно – оно знало такое, что я давно забыл. Мне туго пришлось, и плата должна быть высока. Дело не в твоем возрасте, милая. Кого волнует, сколько лет Елене Троянской? Возраст, нужный тебе, навеки с тобой – разве может мужчина быть участливее меня? Я не испытываю зависти к твоему положению – мне его и с шоколадным кремом не надо. Не ревную я и к бывшим в твоей жизни мужчинам – счастливчики! Или даже к теперешним, покуда я не начну спотыкаться об них, пробираясь в ванную.

– В моей жизни нет теперь других мужчин, милорд муж.

– У меня не было оснований так думать. Однако всегда наступает следующая неделя, и даже у тебя, любимая, об ЭТОМ не может появиться Видения. Ты научила меня, что брак не является разновидностью смерти. Да и ты, вертушка, явно не покойница.

– Ну, может, не Видение, – созналась она. – Но чувство есть.

– Я бы на него не полагался. Я читал «Доклад Кинси».

– Что за доклад?

– Он опроверг русалочью гипотезу. О замужних женщинах. Забудем это. Гипотетический вопрос: если бы на Центре появился Джоко, сохранилось бы у тебя это чувство? Нам следовало бы пригласить его остановиться у нас.

– Доралец никогда не покинет Невии.

– Нечего винить его, Невия прекрасна. Я сказал: «Если, если появится», ты предложишь ему «крышу, стол и постель»?

– Это, – твердо сказала она, – решать ВАМ, милорд.

– Скажем по-другому: «Хочешь ли ты, чтобы я унизил Джоко, не отплатив ему за гостеприимство? Старого, благородного Джоко, который оставил нас в живых, хотя мог вполне убить? Чей дар – стрелы и все прочее, включая новую санитарную сумку – поддерживал нашу жизнь и позволил нам отвоевать Яйцо?

– По невианским обычаям вопрос крыши, стола и постели, – не отступала она, – решает МУЖ, милорд муж.

– Мы же не в Невии, и здесь у жены есть свое мнение. Она озорно ухмыльнулась.

– А в это твое «если» входит Мьюри? Или Летва? Они его любимицы, без них он ни за что не станет путешествовать. И как насчет этой маленькой – как ее там? – нимфочки?

– Сдаюсь. Я просто пытался доказать, что прыжок через саблю не превращает бойкую девчонку в монашку.

– Я сознаю это, Герой мой, – ровным голосом сказала она. – Все, что я могу сказать, – это то, что я намерена, чтобы эта девчонка никогда не доставляла своему Герою беспокойства ни на минуту, а мои намерения обычно осуществляются. Я ведь выбрана «Ее Мудростью» не за красивые глаза.

– Вполне справедливо. Я никогда и не думал, что ты явишься причиной беспокойства такого сорта. Я хотел только показать, что загадка эта может оказаться не такой уж трудной. Черт возьми, мы отошли от темы. Главная моя забота вот в чем. Я ни на что не пригоден. Я никчемен.

– Что ты, миленький! Для меня ты вполне хорош.

– Но не для себя. Стар, я хоть и не гиголо, но не могу я быть комнатной собачкой. Даже твоей. Вот смотри, у тебя работа есть. Она дает тебе занятие, она важна. А я? Мне нечего делать, абсолютно нечего! – нечего, кроме разве изобретения плохих украшений. Ты знаешь, что я такое? Герой по профессии, так ты мне сказала; ты завербовала меня. А сейчас я в отставке! Тебе известно во всех Двадцати Вселенных что-нибудь бесполезнее Героя в отставке?

Она назвала парочку. Я сказал:

– Ты тянешь время. Они, во всяком случае, нарушают однообразие мужской груди. Я серьезно, Стар. Именно эта причина делает жизнь со мной невыносимой. Я прошу тебя, милая, обрати на нее весь ум, привлеки всех своих призрачных помощников. Подойди к ней, как к любой проблеме Империи. Забудь, что я твой муж. Продумай полностью мое положение, взвесь все, что ты знаешь обо мне, и скажи, что стоящего я могу сделать со своими руками, головой и жизнью. При том, каков я есть.

Несколько долгих минут она не шевелилась; на лице – профессиональная отрешенность, которую я наблюдал в те часы, когда следил за ее работой.

– Ты прав, – наконец сказала она. – На этой планете тебе не с чем померяться силами.

– Так что же мне делать? Безжизненным голосом она сказала:

– Ты должен уйти.